Творческая личность

     Гарину-Михайловскому в нашей литературе мемуарной, исследовательской и художественной посвящено немало страниц. Они убедительно и ярко рисуют его образ - человека, писателя, инженера-строителя, неутомимого труженика. Особо в этом плане следует отметить большую работу по собиранию посвященных писателю и разбросанных по разным изданиям статей, сведений, воспоминаний, проделанную горячей поклонницей светлого таланта Гарина, вдумчивым исследователем его жизненного пути И. М. Юдиной, выпущенный Западно-Сибирским издательством сборник «Н. Г. Гарин-Михайловский в воспоминаниях современников» (1967).
     Среди этих материалов хотелось бы выделить воспоминания Н. Н. Субботиной-Михайловской - старшей дочери писателя. И не только потому, что многие годы она была с ним рядом, изо дня в день наблюдала его многотрудную, сверхнасыщенную жизнь, что на ее глазах он формировался как писатель. Вот строки из этих писем.
     «...Живо вспоминаю наш гундоровский дом и усердный ночной труд отца. Он много работал над планами ведения хозяйства в Гундоровке. Утром на столе лежали листы бумаги, унизанные цифрами. Позднее по ночам он писал уже художественные произведения.
     ...Отец часто просил меня играть на рояле. Я отговаривалась: не мастерица, мол, играть-то. А он просил: «Играй, что знаешь, что-нибудь простое, народное, а я попишу». И я долго играла, что знала, что пели мы в Самаре, с гундоровской молодежью. Часто он писал под музыку. Я не знала случая, чтобы отец сидел когда-нибудь без дела...
     Любил он Пушкина, Некрасова, особенно Горького... У нас в семье был культ Пушкина, преклонение перед гением его. Часто устраивались домашние чтения произведений художественной литературы (в частности, Горького). Отец любил слушать, сам читал вслух редко, но иногда читал и он. Мне нравилось его чтение...»
     «... Люди, близко знавшие отца, удивлялись его работоспособности. Я и все мы, дети его, восхищались его трудолюбием, одновременно и побаивались: так работать долго трудно - организм не вынесет. И когда он только спал? Ведь весь день был занят по хозяйству, в разъездах, ходил по домам крестьян, принимал их у себя, а по ночам писал...
      Работал он интересно: внимательно выслушивал посетителей и все старался запомнить, даже особенности их речи. Казалось, что он тут же обдумывает детали будущего произведения. Бывали часы и вечера быстрой, прямо-таки лихорадочной работы. А иногда сидел задумчивый, как бы удаленный от людей, от жизни. Потом вдруг встанет, начнет ходить, довольный, потирает руки. И снова начинает писать. И видно, как вдохновение овладевает им. Он творит. Этот процесс рождения мыслей, идей, образов надо было видеть, чтобы понять, какой дорогой ценой давались отцу, каких порою мучительных раздумий, усилий, переживаний стоили ему его строки и страницы. Я сама не раз слышала от писателей, посещавших отца, как они завидовали быстроте его работы, легко, мол, вам все дается, Николай Георгиевич!.. Не собираюсь дискутировать с ними, может, отчасти они и правы. Отец действительно быстро работал, и я подтверждаю правоту тех, кто сообщал, что работал он в совершенно неподходящих для писателя условиях. Он не знал покоя, необходимой тишины, действительно писал на ходу, «на облучке». Но я не разделяю мнения тех, кто утверждал, что отцу легко давалось творчество, что он был недостаточно внимательным к слову, к художественной отделке его. Прежде чем сесть «на облучок» и начать писать, отец подолгу носил под сердцем будущие образы свои, обдумывал тщательно все сюжетные ходы, композицию повествования...»
     Во многих письмах Надежда Николаевна благодарно вспоминает Гундоровку, подчеркивая роль, которую сыграла жизнь в наших местах в творчестве Гарина. Вот одно из таких писем:
     «Гундоровка может гордиться: самое лучшее произведение - «Детство Темы» - было написано именно там в 1891 году. В конце 1890 г. мы вернулись с Урала, где была закончена Уфа-Златоустовская железная дорога. Семья осталась в Гундоровке, а отец уехал в Петербург искать работу. Но в январе 1891 г. мать серьезно заболела, и отец приехал к ней в Гундоровку. К довершению беды зимой (из-за усиленной топки печей) сделался в доме пожар, и пришлось переселиться во флигель, где было три очень маленьких комнаты. Нас, троих детей, отец отправил к своему другу... в деревню за 80 верст. Воспользовавшись невольным отпуском и деревенской тишиной, он взялся за «Детство Темы». Весной 1891 г. в Гундоровку приехал писатель Станюкович, который заинтересовался автором «Несколько лет в деревне» и захотел лично познакомиться. Когда отец прочел ему еще не совсем законченное «Детство Темы», Станюкович пришел в восторг: «Вы настоящий писатель, и я введу вас в семью литераторов...»
     В этом же письме привлекают внимание такие строки:
     «Свои рукописи отец читал всегда первой... моей матери, спрашивал ее мнение, обсуждал. Но вообще он не любил читать перед обществом свои произведения. Я думаю, это объясняется его исключительной деликатностью и душевной чуткостью не хотел быть центром внимания... возможно, хотел избежать поверхностной критики...»
     Жена - первый слушатель и критик? В этом нет ничего удивительного, если учесть, что Надежда Валерьевна была не просто хранительницей семейного очага и любящей женой и матерью. Эта была в полном смысле слова передовая русская женщина. На многие годы она стала единомышленницей и соратницей Гарина. Во всех его бесчисленных добрых делах, во всем, что он делал для крестьян, равная доля принадлежит Надежде Валерьевне. Она взяла на себя заботу о яслях для крестьянских детей. Она помогала мужу организовать школу и три года учительствовала в ней. Ее оценки, сове¬ты стали необходимы Гарину уже в самом процессе творчества. Именно ей мы обязаны сохранностью такого интересного, идейно ёмкого произведения, как «Вариант». Не разгляди Надежда Валерьевна его патриотическую силу, не разгадай его значения в будущем, Гарин, возможно, не сохранил бы даже черновиков «Варианта», считая его неудачей.
      Вот какою была эта женщина, и вот почему, сторонясь громких читок своих произведений на публику, Гарин каждую строку прочитывал ей - другу, соратнику, советчику.
     Вот почему так важны воспоминания - свидетелей, очевидцев, участников - о конкретном событии, о конкретном человеке.
     Тем более досадно, что во многих воспоминаниях о Гарине-Михайловском, и в исследованиях и материалах, посвященных ему (неважно, написаны эти материалы его или нашими современниками), есть один существенный недостаток: в них не слышен - или почти не слышен - голос жителей Гундоровки и окрестных деревень. Голос людей, среди которых в течение более двух десятков лет жил и творил писатель; людей, в памяти и в жизни которых он оставил неизгладимый след. Наконец, людей, которым этот удивительный человек посвятил и оставил свои страстные и правдивые произведения.
     Таких свидетельств не так уж много, но они тем более ценны, что в каждом из них подмечены и сохранены живые черты Гарина-Михайловского. Эти черты помогают не только увидеть живого человека, но и понять смысл его исканий и ошибок, полнее оценить его творчество, глубже вникнуть в содержание и идейную направленность его произведений.
     И вот что интересно. Эти люди - впоследствии колхозники нашего Сергиевского района - в годы, ког¬да Гарин-Михайловский жил среди них, не знали, что их «барин» - большой русский писатель. Да и откуда им, почти поголовно неграмотным в те времена, было узнать это? И тем не менее, как тонко и точно они видели его отличие от других «хозяев», как чутко улавливали обаяние его личности, чистоту его большой и щедрой души, его удивительное благородство! Неудивительно, что в их сердцах на всю жизнь осталась благодарная память об этом прекрасном человеке.
     В рассказе «На селе» Гарин показывает горькую судьбу девочки-сиротки Нади Тычкиной: «Куприян с женой кончились, девочка Надя лет девяти осталась. Сидит маленькая Надя у окна, смотрит на белый снег: худенькая, маленькая, с приподнятыми плечиками, и все думает: как и куда бог взял мамку и тятьку... А то вдруг выскочит Надя на мороз в одном платье, за-бежит под сарай, как дикая, уткнется куда-нибудь и начнет выть: глаза дикие, воет да ревет, мамку с тятькой поминает»
     Прошли годы - маленькая Надя превратилась в Надежду Куприяновну. Она стала женой Алексея Борисовича Тарыгина - одного из первых коммунистов Сергиевского района, а в 30-е годы сама вступила в Коммунистическую партию.
     Как же случилось, что девочка-сиротка, которой, казалось бы, на роду было написано пропасть, не погибла?
      Не дал ей погибнуть все тот же Гарин-Михайловский. В его большой и дружной семье она нашла привет и ласку, а в лице самого Николая Георгиевича - заботливого, чуткого отца.
     История Нади - Надежды Куприяновны Тарыгиной - поистине удивительна. Родители повезли ее в село Екатериновку к причастию. На обратном пути поднялась страшная пурга, и они сбились с дороги. Укутав Надю в тулуп, Куприян, ее отец, с женой пошел искать дорогу. Искали долго, едва вышли к дому. Отец и мать сразу слегли и на одной неделе умерли. Осиротела Надя. Впереди была только нищенская сума: в нищей деревне тогда никто о детях-сиротах не заботился. Была у Нади старшая сестра, но что она могла? У самой дети, семья едва сводила концы с концами, и Надя была бы в ней лишним ртом. А в те времена лишний рот для нищей крестьянской семьи был таким тяжким грузом, перед которым нередко бессильно отступали даже родственные связи. И сестра повела Надю к Михайловским.
     «Как-никак, я считалась крестницей Николая Георгиевича, - вспоминает Н. К. Тарыгина. - У нас в Гундоровке уж так повелось: брать в крестные или его или Надежду Валерьевну. Добрые они были люди, и породниться с ними считалось большой честью. И выходило: полсела крестников и крестниц!.. Привела меня, значит, сестра в усадьбу, рассказала все. Кто-то предложил отправить меня в сиротский приют. А Николай Георгиевич и говорит: «Раз крестница моя пусть в усадьбе и живет». На том и порешили...».

Литература и источники

1. Воскресенский А.В. Николай Георгиевич Михайловский-Гарин. Из воспоминаний народного учителя. (Рукопись). Пушкинский дом АН СССР, с.4
2. Галяшин А.А. Гарин-Михайловский в Самарской губернии. Самара: Издательство «ВЕК XXI», 2005. 136 с.

3. Гарин-Михайловский Н.Г. Собрание сочинений в 5-ти томах. МГИХЛ, 1957, в 5 т.

4. Юдина И.М. Н.Г. Гарин-Михайловский. Л., 1969, с. 107-108